Приазовье под давлением: феодалы, казаки и власть Москвы

Андрей Николаевич Масловский рассказывает, что происходило до и после Азовского осадного сидения казаков, какие яркие и загадочные драмы разыгрывались на нашей земле, какие силы задействовались. Основываясь на письменных источниках, а не на песнях и сказаниях, ученый расставляет все точки над «И»

Наша история

С каждым десятилетием районы с земледельческим населением все ближе подходили к границам Войска Донского. Правительство, что вполне естественно, в широких масштабах раздавало земельные поместья служилым людям на плодородных южных черноземах у самых границ казачьих земель. Без пожалований не оставались монастыри, такие как Боршевский, Красногоровский, Покровский, Лисогорский, и аристократия — Репнины, Салтыковы, Воротынские, Воронцовы, Долгорукие, Одоевские. Среди последних были и родичи царя — Нарышкины.

Земельные владения российских феодалов вплотную придвинулись к символическим границам Войска Донского. Если раньше беглецы из центральной России могли осесть где-то под современными Воронежем, Тамбовом, Пензой и не становиться казаками, то теперь эта возможность исчезала.

Конфликты за земельные угодья

Правда, у южных помещиков существовала проблема. Для освоения этих земель им не хватало крестьян, которые предпочитали бежать куда глаза глядят. Особенно остро этот вопрос стоял перед средними и мелкими помещиками, которые были вынуждены сами организовывать отряды по отлову беглецов. Крестьяне эти, между прочим, не ограничивались простым бегством. Они часто разоряли и грабили поместья и убивали семьи помещиков. Об этом свидетельствует, например, коллективная челобитная 1690 года служилого люда южных регионов. Для правительства это становилось проблемой, поскольку разоренные служилые люди не могли исполнять государеву службу.

Между казаками верховых городков и феодалами начались конфликты за земельные угодья, которые, как правило, решались правительством не в пользу казаков. В 1686 году Боршевский монастырь, ранее принадлежавший казакам, был передан в вотчину воронежскому епископу Митрофану, что, впрочем, не завершило конфликта. Непрерывно происходили споры между помещиками и казаками за пустующие угодья. В феврале 1706 года царским указом казакам было запрещено занимать «пустопорожние земли».

— Обычно эти меры подаются как произвол царской власти, — комментирует Андрей Масловский, — но следует помнить, что на огромном пространстве от устья Аксая до Воронежа проживало всего несколько десятков тысяч человек. При этом численность казаков росла, но только за счет беглецов из центральной России.

Контроль Москвы и новые веяния

Большим неудобством для донских казаков стал переход Азова и приазовских земель под контроль Москвы. Во-первых, это делало невозможным проведение набегов на турецкие земли, о чем в свое время прямо говорили российские дипломаты. Кроме того, правительство объявило право рыбной ловли государственной монополией, которая была передана азовским людям. Казакам запрещалось ловить рыбу в Азовском море и дельте Дона. После неоднократных просьб разрешение было дано, но только под контролем азовского воеводы. После появления русской власти в Азове казаков стали заставлять нести гарнизонную службу и охранять соляные прииски на Бердянских озерах, что тоже им не нравилось. Кроме того, время от времени следовали и другие стеснения, вплоть до переселения казаков из верховых городков на правый берег Дона вдоль дороги из Валуек в Азов.

Интересы домовитого низового казачества и «голутвенных» казаков не совпадали. При этом обилие «голутвенных» казаков пугало казачью старшину. Об этом неоднократно говорил, например, атаман Фрол Минаев. Опасения были не беспочвенны. В 1688–1689 годах дошло до бунта старообрядцев, обосновавшихся на реке Медведице. Рычагов давления на «голутвенных» у казачьей старшины, помимо демагогии, было недостаточно. Ведь первые, обладая оружием, легко могли применить насилие против «домовитых».

Внешняя политика Войска Донского

Еще одной опасностью для Москвы были постоянные контакты казачества с соседями: татарами, турками, ногайцами, калмыками, а также с другими казачьими войсками. Несмотря на то, что со времен Алексея Михайловича внешняя политика официально была объявлена монополией центрального правительства, фактически Войско Донское продолжало полуофициально вести свою внешнюю политику, которая далеко не всегда совпадала с целями российской дипломатии.

Всегда существовала угроза того, что казачество спровоцирует войну с Турцией. Более того, присутствовала неявная угроза, которая всплывала в периоды политического обострения: уход казаков с Дона, что оставляло большой участок границы без прикрытия, или даже переход казачества на сторону турок. Вспоминая историю Петра Дорошенко и спровоцированную им войну с Турцией 1676–1681 годов, царское правительство должно было принимать ее в расчет.

Правительство пыталось подчинить казачество своему полному контролю. Помимо вышеперечисленных мер, в 1703 году на Дон были посланы бояре Пушкин и Кологривов, в задачу которых входила перепись казачьего населения городков вдоль Дона до Паншина городка, а также его притоков Хопра, Медведицы, Бузулука, Северского Донца, Белой и Черной Калитвы, Быстрой и других. Всех, пришедших на Дон после 1695 года, надлежало выдать и отправить по старому месту жительства, кроме десятой части, которую следовало отправить на каторжные работы в Азов. Казаки, не участвовавшие в Азовских походах, подлежали переселению на правый берег Дона между Азовом и Валуйками.

Миссия полностью провалилась. Казачья старшина саботировала ее. Беглых на Дону, якобы, не было ни одного человека. Между тем, правительству было хорошо известно, что беглых было много не только в старых верховых городках, но даже в тех городках на правом берегу Дона, вдоль дороги на Азов, которые были основаны по распоряжению самого правительства. Правда, большинство городков вдоль Северского Донца и его притоков строились не вдоль дороги на Азов, а в стороне от нее и фактически становились новыми прибежищами для беглых, теперь уже из «украинных» городов.

Правительство год за годом в 1704–1706 годах посылало все более грозные указы на Дон. В них атаману и казакам за неисполнение угрожали смертной казнью и каторгой. Но Войско Донское по-прежнему саботировало указы, отвечая, что беглых на их землях нет. Ну, почти нет. Считанное число бедолаг все же выдавалось центральной власти. Казачество догадывалось, что помимо сыска беглых в задачу правительства входила очистка от казаков земель по Хопру и Медведице для того, чтобы отнять их у Войска Донского и передать помещикам. Беглые же, помимо того, что становились рабочей силой для «старожилых» казаков верховых городков, платили казакам за укрывательство.

Ситуацию еще более запутывало соперничество донских и украинских казаков из Изюмского полка под руководством полковника Шидловского за земли и угодья вдоль Северского Донца, а заодно за беглых. Бахмут неоднократно переходил из рук в руки. В борьбе за Бахмут активное участие принимал и будущий вождь повстанцев Кондратий Булавин, в то время бахмутский атаман. В этой борьбе Изюмский полк, благодаря поддержке правительства, победил.

Как решались правительством проблемы

Видя, что его указы выполняются очень плохо, Петр I направлял на земли Войска Донского военные отряды. По его мнению, проблему можно было решить только прямым насилием. Самым известным из отрядов по сыску беглых стал отряд полковника князя Юрия Долгорукова, появившийся на Северском Донце в 1707 году. Сначала он прибыл в Черкасск к войсковому атаману Лукьяну Максимову с правительственным указом. Войсковая старшина не позволила ему начать сыск беглых с Черкасска и направила его с войсковыми письмами и «знатными старшинами» на Северский Донец.

И до этого правительственные посланники не особо церемонились, но действия князя Долгорукова превзошли все мыслимые пределы. Он сжигал городки вместе с часовнями, пытал и увечил людей. Его люди убивали детей и насиловали женщин. Возможно, в этих сообщениях есть некоторое преувеличение, но факт остается фактом: Долгоруков вел себя подобно оккупационной армии, как будто действовал на территории долгого сопротивляющегося врага или повстанцев, хотя восстания еще не было.

Причем насилие коснулось не только «голытьбы». С этим казачья старшина охотно могла бы смириться. Насилие затронуло и «старожилых» казаков. Сыск беглых в эти предшествующие восстанию годы проводился только в «верховых» городках. Низовые казаки либо откупались от сыска, либо правительство считало их более лояльными и не хотело лишний раз их злить. Но что будет, когда царь расправится с Верхним Доном? Где гарантия, что он не возьмется потом за «домовитых» низовых казаков? Таких гарантий, конечно, никто бы не дал. Может быть, правительство желает полностью уничтожить казачье самоуправление Войска Донского и отдать их землю помещикам? С учетом всех предшествующих событий такой вариант развития событий выглядел вполне реально. И эти обстоятельства на короткое время консолидировали значительную часть казачества, раздираемого до этого внутренними конфликтами.

Приазовье