Вы любите рассматривать фотографии? Я — да, особенно зимними вечерами. Старые фотографии… Выцветшие, пожелтевшие от времени, с заломленными уголками. Пристально вглядываюсь в лица людей, изображенных на них. Какое чудо – фотография – остановившееся мгновение! Кусочки пожелтевшего картона – история нашей страны и летопись моей семьи. Переворачиваю одну альбомную страницу за другой. Вот на меня смотрит веселый парнишка. Лихой заломленный чуб, небрежно накинутый пиджак на плечи. Это мой прадедушка Иван, Ванюшка, так его любили называть дома…
Я не помню, какой древний китайский мудрец сказал такие слова: «Жизнь людей подобна распустившимся цветам на дереве. Ветер срывает цветы, и несет одни лепестки к богатым оконным занавескам, где они падают на роскошные циновки, а другие – к заборам и стенам, где они падают в навозные ямы». Так вот — цветы жизни Ивана Иванова однажды упали в навозную яму. В 1942 году он стал узником фашистского лагеря смерти Дахау. Немногие в Дахау остались в живых. Он — остался…
ИВАНОВ Иван Иванович родился 19 сентября 1926 года в Азове. Окончил восемь классов средней школы № 2. Как и все парни, был «помешан» на футболе: в то время Азов считался футбольным городом. Рос парнишка на радость своим родителям высоким, статным, мечтал продолжить учебу дальше. Очень легко смышленому пареньку в школе давались языки и литература. Но не сбылись мечты юноши. В его жизнь и жизнь миллионов советских людей ворвалась страшная беда – война.
Фашисты «хозяйничали» в Азове с 28 июля 1942 по 7 февраля 1943 года. Начавшаяся оккупация изменила небольшой уютный городок. Днем жизнь еще как-то теплилась, ближе к вечеру город вымирал: ставни домов закрыты, двери — на щеколде. Начала работать новая власть: ввели комендантский час, появились патрули на улицах. Словом, фашисты навели такой порядок, что до сих пор очевидцы не могут вспоминать без содрогания. Людей бросали в тюрьмы и расстреливали по малейшему подозрению. Убивали матерей с младенцами, стариков, русских, евреев… — никому не было пощады. А потом стали угонять жителей Азова в Германию. Как ни прятала мать сына, но 15 октября 1942 года пятнадцатилетнего Ивана в качестве бесплатной рабочей силы увезли в Германию. Набили угнанных полную баржу — и в Ростов, дальше – в Нахичевань, потом погрузили в телячьи вагоны. Для него все это было как в страшном сне. В «скотовозе» — духота вперемешку со стылым ветром из щелей, теснота, отсутствие продуктов и теплых вещей. На третий день путешествия в «немецкий рай» у людей начались голодные обмороки. Той скудной тарелки варева, похожего на пищу, что давали на остановках, не хватало. «Ordnung und noch einmal ordnung»: порядок и ещё раз порядок. У немцев «порядок» был во всем.
Через десять суток несчастных людей высадили в городе Фридрихсгафене на границе со Швейцарией у озера Бодензее (я удивляюсь, как восьмидесятитрехлетний человек мог сохранить в своей памяти все названия мест, когда мне, пятнадцатилетней, даже трудно выговорить, а не только запомнить). Привезли на завод Майбах и поставили к станкам на операционную работу. Когда юноша понял, что попал на танковый завод, решил: «Немецкие танки делать не буду! Отец на фронте, а я буду делать танки, которые убьют моего отца? Где логика?». Поэтому стал потихоньку заниматься вредительством: там гайку недокрутит, там болт недожмет. И мечтал Иван только об одном: сбежать из фашистского плена и вернуться на родную землю. Так и возникла мысль о побеге.
Я смотрю на его фотографию, и удивляюсь, откуда он брал силы все вынести, не испугаться? Ведь Иван так и сделал — сбежал. Шел на восток, ночью под деревьями спал. На третий день побега подростка поймали. Привезли в гестапо. Вот тут и стало по-настоящему страшно…
Мощный, под сто килограммов немец выхватил пистолет, и с размаху ударил мальчишку в грудь, а потом стал избивать ногами. Как жив остался, Иван и сам не понимал. Очнулся уже в камере с решеткой, железной дверью, смотровым окошком, полочкой для еды и железными койками, примкнутыми к стенам. Здесь сидели голландец, поляки, французы, вот они и выходили русского паренька.
Шестого мая всех заключенных вывели из камеры, и снова посадили в поезд. В поезд Неизвестности, никто не знал, куда едут, что ждет впереди. Через два дня привезли на пустынный полустанок. Там стояла машина с будкой без окон. Посадили в эту будку, минут пятнадцать везли. Высадили. И азовский мальчик увидел ворота концентрационного лагеря, железобетонные вышки с пулеметчиками, рвы с водой, проволочные заграждения. Это был лагерь смерти Дахау, во главе которого стоял сам обер-палач Гиммлер. При входе – высокая рама с эмблемой: лопата и кайло накрест и надпись: «Работа делает свободным». Дальше — четырёхметровая стена с воткнутыми стеклами наверху, с загнутыми зубцами, поверх которой электрические провода с высоким напряжением. Перед «огорожей» на протяжении пяти метров намотана валками колючая проволока, а впереди – пятиметровая запретная зона, где стреляют без предупреждения. За оградой – четырехметровый ров с водой.
Охрану лагеря несли особо доверенные инквизиторы из войск СС. В этот день у мальчика отобрали право не только называться человеком, но и право носить свое собственное имя. С этого времени он стал заключенным концлагеря Дахау с двумя большими буквами на спине масляной краской — KL, слева на груди — номер и треугольник. Территория лагеря и эсэсовский городок, швейная, обувная, фарфоровая фабрики — все это было построено руками заключенных, на их же костях. Все это было собственностью Гиммлера. На полуметровую глубину вся эта площадь в несколько квадратных километров была усеяна человеческими костями. В небольшом баварском городке существует легенда о том, что концлагерь расположили вблизи города в наказание жителям, единогласно высказавшимся на выборах против кандидатуры Гитлера. Дело в том, что трубы лагерного крематория установлены с учетом розы ветров таким образом, что дым от сгорающих тел должен был накрывать городские улицы.
Распорядок в лагере был суровый. В шесть утра подъем. Пол-литра кофе- эрзаца. Проглотил – и команда: «Становись!». Строят. Каждый старшина комнаты сдает своих людей блоковому. Он пересчитывает, сверяет со своей бумажкой и докладывает лагерфюреру — начальнику лагеря. Когда все нормально, все идут по своим командам. Кто за второй оградой – в полосатой форме, кто за первой – в гражданской одежде. И начинался нечеловеческий труд. В 12 часов – суп из брюквы, капусты или шпината. Летом овощи заменяет трава, которую повара косят за «огорожей». Вечером – понедельник, среда, пятница – килограмм хлеба на пять человек и по пол-литра баланды. Вторник, четверг, воскресенье – килограмм хлеба на четыре человека и 50 граммов маргарина или ливерной колбасы. Если после отбоя кто-то лег одетым, пол смачивали водой, и под резиновые палки людей укладывали на него. Потом гнали в баню, но только вода — ледяная. После бани давалась команда: присесть на корточки, и эсэсовец толкает переднего, падая, тот сбивает заднего, и так до конца, а потом надзиратели ходили по животам.
Зимой 1945 года заключенные в лагере умирали, как мухи. Ивана тоже свалил тиф. Сначала сознание потерял, в забытье какое-то времени был. Помогло, как сказал доктор Блага, врожденное очень крепкое сердце. У кого было слабое, те высокой температуры не выдерживали. Помирали. Ему, конечно, очень помогал Франтишек Блага – чешский доктор. Таблетки таскал тайно, под подушку совал. Именно друзья и помогли выжить.
А у немцев и здесь был свой «порядок»: тому, кто болел, капо впрыскивал в вену эфир или бензин. А вечером приезжала телега на резине, которую тянули арестованные, и забирала трупы в крематорий.
29 апреля 1945 года весь ужас для Иванова Ивана закончился. Лагерь освободили американцы. Сразу появились представители Красного Креста, стали узников фотографировать, взвешивать. В юноше было где-то около сорока килограммов. Он почти потерял зрение, в трех метрах не различал человека, ходил, держась за стенки, заболел туберкулезом. Иван Иванович часто вспоминал, как в Азове его встречал уже вернувшийся с фронта отец: «Батя, я приехал домой умирать». А он ему: «Не паникуй, сынок, мы еще поборемся!» ….
Через четыре года Иван уже был здоров. Поступил в сельскохозяйственный техникум, работал в Алтайском крае. Как бы в жизни ни было тяжело, но он всегда помнил Дахау. Если выжил там, то все в жизни можно преодолеть. Иванов Иван Иванович честно трудился на благо своей Родины: был агрономом, управляющим в сельском хозяйстве на Маныче. Возвратившись в родной Азов, работал в строительном управлении, потом на оптико-механическом заводе начальником участка благоустройства.
Вот так и жил этот простой русский человек в скромной квартирке, не требуя к себе внимания, особых почестей. Даже соседи не знали, какой человек живет рядом. Одни удивлялись его оптимизму, великому трудолюбию, другие, наоборот, бубнили: «Ну и зачем ему надо»? А он смеялся, и на чистом немецком языке произносил фразу: «Очень трудно жить, когда кто-то постоянно стоит за спиной и ждет, когда ты помрешь. Но мы пока еще поживем!».
Время, как вода, стирает камни, сносит с лица земли острова и скалы. Но никогда не сотрет из людской памяти все ужасы фашистских лагерей. Ангела Меркель, принявшая участие в торжественной церемонии, посвященной 70-летию освобождения Дахау, сказала, что Германия помнит всех, кто не выжил, и тех, кто выжил и прошел через все ужасы заключения. «Воспоминания — это не просто речи, они обязывают нас думать о будущем», — добавила бывший канцлер.
Когда вот так знакомишься с историей страны, то уже по-другому воспринимаются события. Это не просто книжный текст, а то, что было на самом деле, да еще с твоими родными. Я считаю, что рассказы из первых уст от тех, кто не понаслышке знал о войне, очень впечатляют и заставляют по-другому взглянуть на события. Для меня День Победы теперь не просто праздник — это день Памяти, Почета и Уважения тех, кто подарил нам будущее. Я с радостью буду вручать цветы ветеранам и труженикам тыла. Я с гордостью могу сказать: «Я правнучка тех, кто ковал Победу. Я правнучка всех русских Иванов, отстоявших мир на этой Земле».
Евгения КОЖАНОВА.
Ученица 9 класса Займо-Обрывской СОШ.
