Андрей Николаевич Масловский рассказывает, что происходило до и после Азовского осадного сидения казаков, какие яркие и загадочные драмы разыгрывались на нашей земле, какие силы задействовались. Основываясь на письменных источниках, а не на песнях и сказаниях, ученый расставляет все точки над «И»
Восстание уже затихало, когда Петр I издал указ о мобилизации тысяч башкир на строительство Петербурга. Для этого человека объективная реальность, похоже, не существовала. Вероятно, он был искренне убежден, что, проявив больше воли самодержавного властелина и упорства, он сможет преодолеть законы природы. Как и следовало ожидать, этот указ привел к новой вспышке восстания. В конечном итоге восстание удалось подавить. Наиболее непримиримые лидеры башкир либо погибли, либо были казнены. Однако и правительство, по сути, оказалось вынуждено восстановить прежние порядки в полном объеме, включая прямое подчинение башкир центральной власти. Более того, были наказаны те, чьи действия спровоцировали восстание. В ходе борьбы башкиры пытались наладить взаимодействие с восставшими казаками. Из этого ничего не вышло, но угроза объединения была вполне реальной. Восстание казаков, получившее название Булавинского, считалось потенциально самым опасным среди народных движений в эпоху правления Петра I.
Предпосылки Булавинского восстания
Предпосылки для этого выступления складывались на протяжении длительного времени и были весьма разнообразны. Вполне закономерно, что восстание вспыхнуло именно тогда, в разгар тяжелой войны. Донское казачество никогда не являлось тем идиллическим, пусть и милитаризованным, демократическим обществом, каким его нередко изображают излишне патриотичные публицисты нашего края. Здесь давно, а возможно, и никогда, не существовало ни имущественного, ни политического равенства. Казаки делились на «домовитых» из низовых городков и «голутвенных» из верховых городков. Разумеется, это разделение не было абсолютным. В верховых городках хватало своих «старожилых» и «домовитых» казаков, а в низовьях Дона присутствовала своя голытьба. Однако, поскольку беглецы с севера оседали преимущественно в верховых городах, именно там сохранялись очаги радикальной демократии. В основном же власть принадлежала, как и всегда в нашем мире, тем, кто владел большим имуществом, имел связи с вышестоящими органами и другими «домовитыми». Из их числа избирались атаманы, есаулы и совет при атамане — «старшина», которая и дала название этому слою казачества. Широко известен и часто тиражируемый лозунг «С Дона выдачи нет». Однако он никогда не был полностью правдив. Государственных преступников, таких как Иван Заруцкий, Степан Разин или участники Астраханского восстания, выдавали властям регулярно.
Жизнь простолюдинов на Дону
— Простым же «Ивашкам» действительно можно было не бояться выдачи их помещикам, купцам или воеводам. Однако сам факт пребывания человека на территории Войска Донского не делал его жизнь легче. Нужны были средства к существованию, — рассказывает Андрей Масловский. — Кормить его никто не собирался. Между тем земледелия здесь не существовало, большинства видов ремесла — тоже. Не было городов, которые могли бы предоставить хотя бы черную работу, да и полноценной торговли не велось. Оставались скотоводство, рыболовство, охота, обслуживание скромной транзитной торговли и, конечно же, военное ремесло во всех его возможных проявлениях.
Самым надежным способом было бы получение государева жалования за военную службу. Как и следовало ожидать, оно распределялось казачьей старшиной, которая также определяла, кто отправится на эту самую государеву службу. Ей же доставались и подарки от царского правительства. Оставался, конечно, путь казачества в старом понимании этого слова — набеги за добычей на турецкие земли, кочевников или купеческие караваны на Волге. Однако этот путь со временем становился все менее доступным и все более опасным. Для правительства это считалось «воровством». «Старшина», получавшая свою долю добычи в случае успеха, на это «воровство» смотрела сквозь пальцы.
Сложность военного ремесла
Для занятия военным ремеслом требовались навыки и, желательно, опыт. Но даже если на Дон прибегал вчерашний стрелец или сын боярский, покрытый шрамами с головы до ног, без коня, оружия и другого снаряжения он не мог считаться воином. Их приходилось брать в долг у «домовитых». Взамен, после похода, они получали половину жалования или добычи. Подобная форма эксплуатации не была уникальной, но возникла на Дону самостоятельно, вытекая из условий существования казачьего сообщества. Даже во времена «Азовского осадного сидения» вновь прибывший на Дон отнюдь не становился автоматически казаком — он не один год оставался в своеобразных «учениках». Со временем эта ситуация только усугублялась. Фактически «голутвенные» казаки становились для казачьей старшины своеобразным «пушечным мясом».
Не все беглецы подходили для военного ремесла или стремились стать воинами. Кто-то пас стада «домовитых», ловил рыбу на их рыбных станах или выполнял иную работу для них. Это могло растянуться на всю жизнь. Собственно, казачья старшина охотно становилась эксплуататором, если возникала такая возможность. Это хорошо видно на примере Украины, где казачья старшина охотно превращалась в шляхту и сама начинала эксплуатировать крестьян, за интересы которых, по мнению некоторых идеалистичных или недобросовестных публицистов и историков, она боролась. Это произошло уже в середине XVII века. Гетманы, полковники и сотники Левобережной Украины, по сути, становились обычными помещиками. Такое положение не могло не вызывать зависть у донской казачьей старшины.
Вот только населения, которое она могла бы эксплуатировать, под рукой не было. Однако, благодаря тому, что условия жизни в России для простого люда становились все тяжелее, бегство на юг усиливалось с каждым десятилетием. При этом граница заселения земель русским крестьянством непрерывно сдвигалась на юг, приближаясь к землям Войска Донского. Это делало путь беглецов более коротким и увеличивало шансы на успех побега. С началом Северной войны произошел очередной скачок численности беглецов. Бежали работные люди со строительства Азова, с Воронежских верфей, с лесозаготовок в верховьях Хопра, из войска Шереметева, посланного на подавление Астраханского восстания.
Обычаи в Войске Донском
Для правильной оценки ситуации нужно помнить, что речь шла сначала о сотнях, а затем о тысячах человек в год, достигавших земель донских казаков. Эту массу людей казачья старшина могла бы попытаться эксплуатировать. Но этому мешали существовавшие в Войске Донском обычаи.
Благодаря бегству крестьян на Дон численность казачества быстро росла. Правительство Василия Голицына отмечало рост численности населения верховых городков в 10–20 раз. В 1674 году на Хопре существовало 8 казачьих городков, а в 1708 году их насчитывалось уже 26.
— Проблема исторической науки в том, что достоверных цифр нам неизвестно, — комментирует Андрей Масловский. — Принимая в том или ином качестве беглецов из числа крестьян, разнообразных категорий мелкого служилого люда, старообрядцев-раскольников, работных людей, казачья старшина вовсе не стремилась отчитываться об этом перед правительством в Москве. Напротив, на вопрос о том, когда появился тот или иной городок, войсковое правительство отвечало, что «памяти о том нет», то есть настолько давно, что уже никто и не помнит, когда они появились, хотя еще за десять лет до этого о городке с таким названием никто и не слышал.
Приказные дьяки быстро могли бы это установить, но факт сознательной лжи войсковых властей был понятен и без того. Само пребывание на Дону массы беглых людей, а тем более их число, казачья старшина как могла скрывала от центральной власти. С другой стороны, уже само казачество становилось тормозом для русской колонизации южных черноземов. На огромной территории Нижнего и Среднего Дона и его притоков — Хопра, Медведицы, Бузулука, Северского Донца — проживало малочисленное население, не пашущее землю.
К 1690 году относится войсковая грамота, запрещающая под страхом смерти хлебопашество на Дону. Правда, к этому времени, начиная примерно с 1685 года, казаки все же начали пахать землю. «Революционерами» стали «голутвенные» казаки верховых городков, к которым присоединились новые беглые крестьяне и холопы. Другие «голутвенные» казаки были активными противниками развития хлебопашества, поскольку опасались появления после этого помещиков на землях Войска Донского.
Много десятилетий существовала парадоксальная ситуация, когда центральные регионы России с частыми неурожаями были вынуждены посылать зерно на плодородный юг, где население не желало заниматься земледелием. Заведение Петром небольшой пашни под Азовом не могло решить проблему. Полуголодные крестьяне и посадские люди России были вынуждены продавать последнее, чтобы правительство могло посылать на Дон деньги для оплаты службы казаков, которые по своим качествам не были лучше других категорий служилых людей.